Что теперь?
Бежать, спасаться, мелькнуло в голове.
Но как?
Она перевела рычаг в положение заднего хода. Нога Майка стояла на педали тормоза. Чарлин вытянула руку, обхватила его расслабленную, ставшую вялой щиколотку и сдвинула ступню на пол. Вжавшись в нишу для ног, Чарлин изо всех сил надавила ладонью на педаль акселератора, нависая над ней всем телом, всей своей тяжестью. Машина дернулась и медленно покатилась назад. Чарлин, не имея возможности приподняться, не знала, что происходит.
Но все же они двигались.
Ладонью она вдавливала педаль в пол, когда машина мягко на что-то наткнулась, возможно, на бордюрный камень. От толчка Чарлин ударилась головой о рулевую колонку. Приподнявшись, она попыталась плечом удерживать руль, а левой рукой нажимать на педаль акселератора. Снова толчок. Чарлин давила на педаль. Машина плавно покатилась, но это длилось лишь мгновение. Тишину прорезал резкий долгий сигнал, визг покрышек и ужасный шелестящий звук движения потерявших управление машин.
Последовал удар, сильный толчок, и мир погрузился в темноту.
Офицер Дейли побледнел. Перлмуттер выпрямился на стуле:
— Что там?
Дейли смотрел на листок бумаги в своей руке, словно опасаясь, что может раствориться в воздухе.
— Что-то не складывается, кэп.
В начале полицейской карьеры Перлмуттер ненавидел ночные смены. Тишина и одиночество были для него наказанием. Он вырос в большой — семеро детей — семье и не мыслил себе иной жизни. Они с женой Мэрион планировали завести большую семью. Перлмуттер все продумал заранее — барбекю, по выходным тренировки детской команды, школьные собрания, вечером в пятницу семейный просмотр телевизора, летние ночи на веранде — словом, копия его детства в Бруклине, но в пригородной версии, то есть в просторном доме.
У его бабки была привычка к месту и не к месту сыпать еврейскими пословицами. Любимым выражением Стью Перлмуттера было: «Когда люди планируют, Бог смеется». Мэрион, единственная женщина, которую он любил в своей жизни, умерла от эмболии в тридцать один год. Она была в кухне, делала сандвич их единственному сыну Сэмми, когда воздушный пузырек разорвал какой-то важный сосуд. Мэрион умерла мгновенно, еще до того, как упала на линолеум.
Жизнь самого Перлмуттера в тот день в каком-то смысле тоже закончилась. Он растил Сэмми как умел, но, правду сказать, душа у него к этому не лежала. Перлмуттер любил сына и свою работу, но жил для Мэрион. Дом и Сэмми живо напоминали ему о Мэрион и обо всем, чему не суждено было сбыться. На работе в одиночестве ночных смен ему почти удавалось забыть об этом.
Да и то сказать, дело прошлое. Сэмми уже в колледже. Несмотря на невнимание отца, парень вырос хороший. Здесь, пожалуй, тоже просится какая-нибудь еврейская пословица, но Перлмуттер не мог ничего подобрать.
Кивнув Дейли на стул, он нетерпеливо спросил:
— Так что случилось?
— Та женщина, Грейс Лоусон…
— А!.. — произнес капитан Перлмуттер.
— А?
— Я тоже как раз о ней думаю.
— Есть в ее деле что-то странное, капитан.
— Согласен.
— А я думал, только мне это дело не дает покоя.
Перлмуттер качнулся на стуле.
— Знаешь, кто она?
— Миссис Лоусон?
— Ну да.
— Художница.
— Не только. Ты заметил, что она хромает?
— Конечно.
— Она по мужу Лоусон. Раньше ее звали Грейс Шарп.
Дейли непонимающе смотрел на капитана.
— Ты что, не слышал о Бостонской давке?
— О беспорядках на рок-концерте?
— Да нет, там была настоящая давка. Много народу погибло.
— Она там была?
Перлмуттер кивнул.
— Ее сильно помяли, она была в коме. Теленовости уделяли ей по пятнадцать минут в день, затем поменьше.
— Давно это было?
— Пятнадцать-шестнадцать лет назад.
— И вы так хорошо помните?
— О, шум был на всю страну. А я к тому же очень любил «Джимми Экс бэнд».
— Вы? — удивился Дейли.
— Ну, не всегда же я был старым пердуном.
— Я слушал их диск — по-моему, классно. По радио до сих пор крутят «Бледные чернила».
— Да, это одна из лучших песен.
Мэрион тоже любила группу Джимми Экса. Перлмуттер помнил, как она сидела, закрыв глаза, в наушниках, из которых доносилась мелодия «Бледных чернил», и беззвучно подпевала, шевеля губами. Он с усилием прогнал воспоминание.
— А почему они не выступают?
— После массовой гибели зрителей на концерте группа распалась. Джимми Экс, я уже забыл его настоящее имя, фронтмен и автор песен, вообще исчез куда-то. — Перлмуттер кивнул на листок в руке Дейли. — Что это?
— Об этом я и хотел поговорить.
— Новости по делу Лоусона?
— Не знаю. — Пауза. — Может быть.
Перлмуттер заложил руки за голову.
— Начинай.
— Сегодня с утра Ди Бартола принял еще одно заявление о пропавшем муже.
— Сходство с делом Лоусона?
— Нет. На первый взгляд нет. Пропавший вообще был в разводе — и не такой чистенький, как Лоусон.
— Что, были приводы или…
— Сидел за избиение.
— Имя?
— Рокки Конвелл.
— Правда Рокки, что ли?
— Так написано в свидетельстве о рождении.
— Ну бывают же родители, — поморщился Перлмуттер. — Подожди, а откуда я его знаю?
— Он недолго играл в футбольной лиге.
Перлмуттер подумал и пожал плечами:
— Так что там с ним?
— Ну, как я уже сказал, тут все еще банальнее, чем у Лоусонов, — пропал бывший муж, который обещал сегодня утром повезти жену по магазинам. Вообще ерунда какая-то, но Ди Бартола увидел эту жену — ну просто королева, зовут Лоррейн. Вы знаете Ди Бартолу…